|
Стенолания.
Часть 1-я: Симона
В субботу после занятий в институте я по обыкновению прошёлся от Аптекарского проспекта по всему тогдашнему Кировскому проспекту и далее через Троицкий мост к Марсову полю. Было самое начало зимы, вторая половина декабря, но в Ленинграде уже изрядно насыпало снега, да и под куртку, из которой я так и не желал перелезать в пальто, приходилось поддевать свитер. Во всём прочем зима была настоящая, и Нева покрылась прочным льдом с наметённым снежным покровом.
Тот день оказался солнечным, от чего мороз чуть покрепчал и иногда, особенно на мосту, раскинувшемся над самой широкой частью Невы, нет-нет, да и приходилось закрывать лицо от порывов ветра. На Марсовом поле, хотя и широком, ветер утихал, попав в ловушку из обступивших поле зданий и окраины Летнего сада. Я неспеша пошёл по центру поля, в направлении мемориального комплекса, думая, как провести оставшиеся до тренировки 2 часа. В субботу перед чемпионатом Ленинграда по вольной борьбе для членов сборной города была запланирована тренировка в здании Спортивного комитета, недалеко от Марсова от поля, на улице Халтурина, бывшей Миллионной. Особенных вариантов, кроме как зайти в какое-нибудь кафе, в голову не приходило. Да и кафе в этой части было не так много. До кофейной на Садовой предстояло плестись через всё Марсово поле, наверняка затем ещё и отстаивать очередь, поскольку был близок центр города, переполненный фланировавшими толпами. А в кондитерской на Халтурина, помимо непременной очереди, долго рассиживаться не представлялось возможности: обязательно за спиной выросли бы очередные желающие посидеть, среди которых самыми вредными были никуда не спешившие тётки неопределённого возраста в очень широких пределах и таких же неопределённых занятий, скорее всего пенсионерок. Но, склонившись ко второму варианту, я повернул направо.
Я не сразу понял, что меня привлекло в женщине, шедшей в нескольких шагах впереди. Во-первых, она была очень высока, выше меня как минимум на полголовы. Но не её рост и размеры вызвали во мне интерес – её фигура в бежевом, на первый взгляд, казавшемся тонком для зимы, пальто, выглядела очень массивной. В плечах она гораздо превосходила меня и походила больше на борца-тяжеловеса. Да и ступала она, несмотря на чувствовавшуюся в ней силу, что я, насмотревшийся множество борцов, мог определить по походке, неспешно, будто на прогулке. Любой человек, в основном мужчина, даже закутавшись и завернувшись с ног до головы, не представлял для меня тайны – я сходу, только бросив один взгляд, мог с точностью до килограмма определить вес и весьма точно - сложение. В этом отношении шедшая впереди меня женщина была тяжелее меня раза в полтора-два. Меня поразили её ноги, а точнее икры. Пальто, по виду, очень дорогое, похожее на замшевое, опускалось чуть ниже колен и открывало икры полностью. Женщина ступала размеренно ногами, обутыми в красные полусапожки, тоже на вид замшевые, едва достававшие до трети икр. Всё мое внимание было направлено именно на незакрытую часть. Неохватные, мускулистые икры, толщиной, мало чем уступавшие моим тренированным ногам борца-средневеса, напрягались, раздуваясь, когда женщина ставила ногу, и опадали, как только она делала шаг. И тут же вздувалась другая икра. Икры настолько были подвижными, что мне показалось, что они были голыми. Приглядевшись, я различил коричневатый цвет, чуть темнее, чем цвет загорелой кожи, и догадался, что это были тонкие колготки или прозрачные высокие чулки.
Я, не отрывая взгляда от женщины, точнее сказать, от её ног ниже колен, и, убавив шаг, держался позади. Причудливые мысли приходили мне в голову. Я никогда прежде не видел таких икр ни у одного борца, которых перевидал многие сотни. Ноги выше колен, как я успел тоже заметить, не уступали по мощи икрам – я это понял уже по тому, как оттопыривались полы пальто то справа, то слева при каждом шаге. Такое было возможно, когда бёдра, напрягаясь, будто выскакивают из своей формы далеко над коленкой и опадают, когда ступня отрывается от земли. Обратил я внимание и на спину женщины и на часть ниже спины. На последней во время ходьбы будто подкидывались полы, точно под ними собирались и исчезали мышцы. Невольно мне это напомнило виденную мною походку коня – как-то раз, сидя в телеге за спиной возницы, я не мог оторваться от вида перекатывавшихся огромных мышц на задних ногах. И сейчас мне пришло в голову необыкновенное сходство. Но всё-равно чаще всего я не отрывал взгляда от игравших, иначе я не и не мог бы описать, если бы попросили назвать, могучих голеней. Одновременно я заметил довольно тонкие щиколотки, что означало, что и коленки тоже не были широки. Обычно по ширине коленки можно определить, насколько человек может стать тяжёлым. Здесь же, как я ни оценивал, я не мог понять, насколько естественным для женщины был её, весьма немаленький, вес. Это виделось по напряжению икр. Более того, я не мог со спины сказать о возрасте женщины – она шла слишком медленно, чтобы можно было увидеть то в движении, что налагалось возрастом. С годами, при быстрой ходьбе люди обычно ставят ногу осторожно, точно не уверенные в себе до конца. Золотистые пышные волосы – а по волосам и их цвету я ещё не научился разбираться, были ли волосы на женщинах свои или крашенные - , несмотря на чувствительный, по-крайней мере для моих ушей, мороз, были обвиты одной только узкой шерстяной лентой. Настоящая грива спускалась на воротник. Теперь я уже пытался представить себе лицо женщины, но не успел: она чуть замедлила шаг и обернулась. На меня посмотрели серые, стального цвета глаза. Всего лишь одно мгновение, но передо мной ещё долго стояло довольно узкое лицо, с большим подбородком, тонким носом. Щёки производили впечатление чуть впалых, под резко выделявшимися скулами. Тонкие сжатые губы не шелохнулись – будто она знала, что за ней шли. Лоб стянула серая лента, наползавшая на густые брови – теперь-то я успел рассмотреть их. Вообще лицо напоминало стилизованного льва – надменно приподнятое и неподвижное, со внимательными глазами. Я ещё понял, что женщина была весьма немолода, но странным образом меня это не отпугнуло. Я продолжал следовать за ней, всё так же не отставая и не приближаясь.
Хотя мне показалось, что прошло немало времени, но мы едва миновали Мраморный дворец по правую руку и подходили к красивому зданию Спорткомитета, за которым, на углу, располагалось кафе, где я планировал засесть. Теперь я был так увлечён незнакомкой, что решил просто идти за ней, забыв о своём намерении. Но случилось удивительное: женщина замедлила шаг и подошла к кафе. При этом я опять поймал её взгляд, то ли недовольный, то ли безразличный. Инстинктом я почувствовал, что должно произойти продолжение, и решительно вошёл следом.
К счастью – время было как раз после перерыва – кондитерскую не успели заполнить посетители, и мест за столиками хватало. Женщина подошла к раздаче – я следил во все глаза за ней – и заказала чёрный кофе и эклер. Я так сосредоточился на ней, что не сразу услышал вопрос продавца. Взяв себе то же самое, я отошёл, следя, куда устроится женщина. Она села в самом углу, так что могла видеть весь зал. Столики были почти все свободны – там сидело по одному человеку, а один даже оставался незанятым.
Мне обычно давалось с трудом подойти к девушкам, даже сверстницам. Сказалось достаточно пуританское домашнее воспитание, не приветствовавшее нескромность. Но сейчас что-то случилось со мной, и я без колебаний подошёл к столику, за которым расположилась женщина. Она расстегнула верхние пуговицы пальто и сидела, помешивая ложкой кофе.
«Здесь свободно?», - промолвил я, задыхаясь от своей смелости. Женщина внимательно посмотрела на меня и ответила, помедлив:
«Да, конечно.» Меня поразил сразу её голос – низкий, но не с хрипотцой, а именно что со стальной жёсткостью, остававшийся низким и, когда ей бы пришлось говорить громко. С пылавшим лицом я промямлил нечленораздельно: «Спасибо!» И начал суетиться: сначала отодвинул стул напротив женщины, но не понравилось, что упирался в чью-то спину, и подвинул другой стул, вплотную к женщине. У меня, наверное, были столь поспешные движения, что женщина не сдержала лёгкой улыбки. Моё лицо вновь запылало, я вконец уселся и тут мои ноги натолкнулись на препятствия. Я поглядел под стол – её колени касались моих. Снова едва слышно проговорив «Извините…», я подвинулся и вконец устроился. Опустив ложку в чашку, я начал помешивать и поднял глаза – женщина внимательно, чуть наклонив голову, рассматривала меня. Я виновато улыбнулся, поправил сумку, что я поставил на пол, и снова уткнулся в чашку. Не поднимая лица, я исподлобья разглядывал свою соседку, точнее её пальцы. Они тоже меня поразили своей не только величиной, но формой – длинные, с изящными красными ногтями, непохожими на руки, которые были обычными для больших женщин, как правило просто тяжёлых. Эта же женщина, помимо тяжести, обладала ещё каким-то редким, загадочным свойством. Я отпил глоток и взял в руку пирожное и только хотел откусить, как заметил, что женщина ложкой отрезала кусочек эклера и отправила в рот. Мне стало неудобно за свою простоту, и я проделал то же самое и, подняв глаза, – она, оказывается, следила за моими манипуляциями – увидел её снисходительную улыбку. Сама же она ела, не торопясь, так же не торопясь, отпивая кофе. Я с трудом подавлял привычку есть слишком быстро, но расправился с кофе и пирожным раньше, чем женщина со своими. Кафе уже стало постепенно заполняться, люди искали места, но почему-то обходили наш столик. И тут я услышал: «Молодой человек, не возьмёте мне ещё кофе?» Женщина, чуть наклонив голову, изучала меня. Я, вместо ответа, кивнул, взял пододвинутую ко мне чашку и свою и выбрался из-за стола.
Очередь я не стал отстаивать – просто поставил на прилавок обе чашки, и мне, без расспросов, налили. Я даже не услышал недовольных возгласов из очереди. Последнее, впрочем, объяснилось – обслуживали две продавщицы, так что я никого не задержал. Меня только беспокоило, чтобы кто-нибудь ненароком не подсел за наш столик. Несколько раз я оглядывался, но столик по-прежнему занимала только моя большая соседка.
«Спасибо! Я не ожидала, что вы так быстро принесёте», - голос женщины прозвучал громче, но всё с таким же низким тембром, скорее бы подошедший мужчине. Но меня это ничуть не смутило. Уже увереннее я устроился за столом, чувствуя, что должен начаться разговор, и подыскивал первую фразу. Но не успел.
«Я вас нередко видела здесь рядом», - сказала женщина. Я удивился, но не тому, что она начала первой разговор, а тому, когда она меня успела заметить. И я посмотрел внимательнее на собеседницу. Ей было на вид столько же, если не больше, лет, как и моей матери. Когда женщина говорила, губы её чуть двигались, точно опасаясь отпустить на волю слишком сильный низкий звук. Лицо было одновременно и натянутое, не тронутое годами, и в то же время кожа, особенно в районе подбородка, чуть висела. Женщина, расстегнувшись, сидела с полураскрытой шеей, и вот шея её стала для меня почти таким же потрясением, как и её икры – крепкая, как ствол с натянутой кожей, напоминавшая шеи борцов.
Я ответил, хотя уже догадался, почему она меня замечала: «Я тут недалеко хожу в на тренировку». Она слушала, и я продолжил:
«Не всегда, но обычно перед соревнованиями». Женщина, чуть отклонив голову, окинула меня оценивавшим взглядом: «Вы, наверное, боретесь?!» Почему-то я не удивился:
«Да, вольная борьба». Теперь я быстро осмотрел соседку – мне почудилось, как её плечи распирали пальто так, как распирали бы пальто развитые дельтовидные мышцы, то есть очень широкие, но при этом не просто плечи большого и толстого человека – ощущалось сильное движение под замшей пальто.
«Я по вам сразу поняла, что вы борец…» «Почему?» - у меня снова запылало лицо.
«У вас походка как у борца и шея…» У меня не возникло никакого другого, кроме очевидно глупого вопроса: «И что в моей шее такого особенного?» Я поглядел на неё – её глаза смеялись – и почувствовал, что покраснел. Она же засмеялась таким же низким смехом: «Явно вы не только борьбой увлекаетесь…»
«Почему вы так решили?» «У вас лицо человека неглупого, да и есть вы тоже умеете…», - она кивнула на ложку, которой я ел свой эклер. Я впервые в разговоре с ней усмехнулся:
«Неудобно как-то было кусать…» Она негромко рассмеялась.
Я огляделся – люди ходили с подносами, выискивая места, но обходя стороной наш столик. Это придало мне сил и уверенности. Я спросил, как если бы спросил сверстницу, которую пригласил на свидание:
«Вы бываете в Эрмитаже?» Женщина снова рассмеялась:
«Вы всегда приглашаете только туда?» Снова я покраснел и смутился, но женщина сжалилась:
«С удовольствием схожу с вами. Завтра?!» Я ещё не знал о своих планах на воскресенье, но её вопрос-утверждение решило всё: «Да! Давайте в одиннадцать часов.»
«Я почему-то думала, что вы пригласите меня во второй половине дня, но хорошо – в одиннадцать».
«У входа?!»
«Давайте внутри, не хочется, чтобы вы стояли на морозе и ждали меня…» Меня подмывало спросить, на сколько же она собиралась опоздать, но бог миловал меня избегнуть глупости. Я недолго поразмышлял и предложил? «Тогда у касс».
«Нет, лучше всего около большой чаши с левой стороны от парадной лестницы. В одиннадцать!» Я кивнул, соображая, когда мне надо будет выезжать из дома, чтобы не опоздать, И уже решил, что приеду к открытию – лучше в любом случае ожидать оставшееся время в тепле.
«Отлично! Вы, надеюсь, ещё не уходите?» Я посмотрел на часы. Вроде бы недолгий разговор наш затянулся на добрый час, который я совершенно не заметил.
«Нет ещё. У меня тренировка еще через час только.» Она, казалось, что-то обдумывала, и вдруг сказала:
«Я дам вам свой телефон. Позвоните, как будете выезжать». И снова лицо моё запылало:
«Можно вам ещё звонить?» Она рассмеялась от души: «Какой ещё маленький… Как ты думаешь, зачем я тебе дала телефон?!»
Я не сразу осознал, что она перешла со мной на «ты». Я обдумывал, как с ней говорить, чтобы обойтись без обращения, но она меня опередила: «Симона…» Меня удивило не само имя, как весь поворот разговора между двумя прежде незнакомыми людьми.
«Георг». Она внимательнее посмотрела на меня. Рассмотрел её и я, на этот раз чуть ли не как вещь, со всех сторон.
Она возвышалась надо мной на те самые полголовы, что я оценил ещё, увидев её на улице. Её массивное тело производило впечатление очень подвижного, несмотря на его размеры. Я даже глянул под стол – я едва не касался её коленей, мощные икры время от времени напрягались, раздуваясь до размеров , сравнимых с моими бёдрами. Она поймала мой взгляд под стол и, когда я провёл рукой себе по ногам, она чуть заметно улыбнулась. Но в глазах её стояла не насмешка, а что-то необычное, как если бы она смотрела на меня, выходившего на ковёр.
Это было мимолётное наблюдение, но от него я почувствовал лёгкое головокружение, всего лишь на мгновение…
«Красивое имя. Откуда такое?»
«Предки немцы». Она прищурилась и чуть пододвинулась ко мне. Её большая рука держала чёрные перчатки, что походило на знак к окончанию разговора.
Так и случилось.
Мы встали, и я вынес за нами обоими посуду.
Тотчас же наш стол заняли.
Она стояла, точно ожидая, когда я уйду первым, и, поскольку я мялся, она сказала:
«Не забудь позвонить, Георг!» Я, охваченный непонятным внутренним жаром, кивнул: «Да…» Услышав мой хриплый голос, женщина рассмеялась:
«У тебя двушки есть?» Я не понял сразу и таким же срывавшимся голосом ответил:
«Да, есть…» Я хотел назвать её по имени, но не смог преодолеть той видимой разницы в возрасте и своей привычке обращаться на «Вы» с незнакомыми и старшими в годах.
Она снова рассмеялась. Я смущённо улыбнулся и, забыв попрощаться, двинулся в сторону Спорткомитета.
Но, пройдя несколько шагов, я обернулся. Женщина, стояла на переходе. Через несколько шагов я ещё раз оглянулся – она шла по другой стороне, в сторону Дворцовой площади. Её могучие открытые морозу икры напрягались при каждом её шаге.
Тренировка проходила не столь интенсивно как обычно. За несколько дней до соревнований, которые, к несчастью, выпали на зачётную неделю, нас не особо мучили. Мы больше занимались отработкой комбинаций – каждый свою собственную. Я как раз шлифовал выход на бросок обвивом после срыва перевода в партер, когда соперник вырывал руку и, делая лёгкий поворот в противоположную сторону, открывал на миг корпус, что как раз ловилось захватом ноги и подскоком. Тренер подходил к нашей паре, когда измученный мною напарник осетин Магомед очередной раз вставал, рухнув из полёта на ковёр, кисло морщился, что-то каждый раз хотел сказать, но не говорил и отходил. Зато говорил Магомед:
«Ну ты крут, всех укладывать будешь…» Я машинально соглашался и снова ставил Магомеда в стойку. Магомед ни жестом, ни мимикой не выказал своего недовольства, что всю тренировку служил мне «чушкой». Он был вообще безотказен во всём, что касалось спорта, в другом качестве я его ни разу не видел.
Домой я приехал, к своему удивлению, не уставшим. Наверное, меня перевозбудила сегодняшняя встреча. Родители смотрели телевизор, уже привыкнув к моим поздним возвращениям. В институте с учёбой тоже пока не было особых проблем, разве что меня беспокоило наложение соревнований на сессию. Но и отказаться от соревнований было нельзя, в противном случае угрожал вылет из сборной команды города. Хотя я ещё толком не знал своих приоритетов. А тут ещё и неожиданная встреча.
Несколько раз я собирался набрать номер, но что-то неясное меня останавливало. То ли я не до конца доверял странной собеседнице, то ли не знал, о чём разговаривать. Поэтому я положился на судьбу, которая должна была подсказать, как мне себя вести завтра. Я ещё думал, в какой зал нам пойти, но и тут решил, что всё определится по ситуации. Но мысль, когда и откуда позвонить, засела в голове накрепко. Выходило так, что придётся искать телефонную будку около Эрмитажа, и я тут же вспомнил о телефонном узле под аркой Главного штаба. Вдоль стены стоял целый ряд автоматов, а в крайнем случае можно было позвонить из помещения.
Я ворочался полночи из-за боязни проспать и не позвонить и снова и снова вспоминал о расположении телефонных будок в окрестности Дворцовой площади, но выходило, что лучшего варианта, чем на Центральной телефонной станции не находилось…
Вслед за тем меня охватило странное видение: я вообразил, что на ковёр выходила бороться со мной женщина, причём гораздо тяжелее меня. Самым удивительным было то, что женщина мускулатурой не отличалась от мужчин-борцов, а то и превосходила их. Я вспоминал женщину, с которой разговаривал в кафе и которая дала мне свой телефон, но не понимал, что именно вызывало во мне возбуждение – её размеры, низкий голос, моложавое лицо, то, что она старше меня..?! Или её неохватные икры, всё время напрягавшиеся и игравшие..?! Но я не мог себе представить, как ни старался, борьбу с женщиной – всякий раз, когда я выходил на ковёр, для меня не существовал конкретный человек, но только соперник, которого надо было положить. Тем более, я, хотя воображение вызывало женщину, способную противостоять мне, не мог и представить, чтобы поддаться кому-либо…
И, уже засыпая, я вдруг увидел женщину в одной набедренной повязке: она стояла ко мне лицом, но я не мог вообразить её себе со спины…
Вскочил я, что редко мне удавалось, по звонку будильника. Отец давно встал – он был «жаворонок» - и очень удивился, увидев меня на кухне. Но я уже вёл полусамостоятельную жизнь, отдавая родителям полностью стипендию и тратя на себя то, что зарабатывал спортом – премиальные за победы в соревнованиях и дополнительную стипендию за занятия спортом от института. Так что я только информировал родителей о том, куда и на сколько убывал. Наверное, они волновались, видя мои синяки, встречая меня смертельно устававшего после тренировок и соревнований, но спорт вообще вынуждает людей взрослеть скорее.
Наскоро позавтракав, я вышел почти что затемно – в преддверие самого короткого дня в году ночь задерживала наступление дня.
На улице слабо потрескивал мороз, но я не ощущал никакого холода. На проспекте Славы я втиснулся в троллейбус, а еще через двадцать минут выпрыгнул у станции метро «Московская». Прямо перед спуском в метро стояли два телефонных автомата. Сердце начало колотиться, и я открыл дверцу и вступил в насквозь промёрзшую будку. Неверными пальцами стал накручивать диск, возвращавшийся со скрипом после каждой набранной цифры.
В трубке, где-то далеко, послышались гудки ожидания, монета с треском провалилась - ответом было молчание. Я крикнул «Аллё», но молчание не прервалось.
Я, едва сдерживая нараставшее возбуждение, спустился к поездам и вошёл в вагон.
Выйдя на канале Грибоедова, я не сразу сообразил, как ехать дальше, но подъехавший пустой троллейбус разрешил все сомнения. Лишь после поворота на улицу Гоголя я понял, что сел на «пятёрку», выскочил и помчался назад, к Арке.
На часах – моих и больших, висевших под аркой, было одно время – девять двадцать семь. Будки, такие же промёрзшие, стояли пустыми.
И вот я набрал номер…
«…Алло», - раздался будто рядом низкий голос. Даже трубка его не исказила. У меня захватило дыхание:
«Симона?!»
«Георг?! Ты где?» - я не верил себе, что слушал голос той самой женщины, за которой следовал вчера по улице и с которой сидел и разговаривал в кафе. «Доброе утро! Я уже приехал, сейчас пойду в Эрмитаж. В одиннадцать?!», - я всё ещё сомневался, что скоро увижу женщину...
«Почему ты спрашиваешь? Разве мы вчера не договорились?!», - низкий голос рассмеялся, вызвав у меня приступ лёгкого головокружения, и я тотчас почувствовал, как меня охватил жар.
«Не могу до сих пор поверить..», - сказал я и тотчас пожалел, но женщина была старше и умнее: «Совсем ещё маленький…», - и она снова рассмеялась…
«Я пошёл…Симона...», - назвать её по имени далось нелегко. Она это услышала в моём сбившемся голосе и успокоила меня:
«Жди. Там, где договорились». Я повесил трубку.
Дворцовая площадь была ещё пустынна. Мело слабой позёмкой, чуть покалывая лицо острыми снежинками. На набережной, у главного входа в Эрмитаж собралась небольшая толпа, скорее группа. Люди жались поближе к двери и ещё не выстроились в очередь. Присоединившись к стоявшим, я посмотрел на часы – стрелки ползли как нарочно медленнее – с момента моего разговора прошло всего двадцать минут, но даже и десять минут, оставшихся до открытия, тянулись для меня неимоверно долго…
…Входная дверь отворилась, и я ринулся в гардероб, по привычке, в самый дальний угол, напротив выхода. Сдав пальто, я взбежал по лестнице в зал с кассами и был первым в очереди. Оказалось, что проходила выставка из собрания Лондонской Национальной галереи, что отразилось на цене билетов – вместо обычных десяти копеек полтора рубля, но я, разумеется, взял два на выставку, что позволяло после того и просто походить по Эрмитажу.
С колотившимся сердцем я почти что побежал к назначенному месту встречи, но не дошёл – между колоннами, за десять метров стояли контролёры. И ожидание у чаши означало, что билеты каждый из нас должен был купить сам. С напряжённым вниманием я стал высматривать в редком пока ещё потоке посетителей женщину, которая должна была быть выше всех…
Стрелки часов будто замерли – я чуть ли не ежесекундно смотрел на часы: вот уже без двадцати одной минуты...вот уже без семи…
Я увидел издалека высокую фигуру.
Она приближалась, и я, с усиливавшимся с каждым её шагом сердцебиением, рассматривал женщину, похожую и так непохожую на ту, что я видел в пальто.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
